Поэтом быть вообще тяжело, а уж в лютом восемнадцатом веке только смелый и упрямый человек мог заниматься стихосложением. Бедный Тредиаковский! Он бросил свое человеческое достоинство на алтарь литературы. Блестящий выпускник Сорбонны ползал перед сквернообразованной самодержицей на коленях, писал гадкие стишки по ее заказу – и все ради того, чтобы ему позволили заниматься стихотворным искусством, изобретать новые жанры, переводить классику. Но унижения оказались напрасными – мало кто оценил Тредиаковского; завистливые современники сделали из него шута. Тонкие рифмованные кружева рвались о грубую реальность.
Приключения юного Василия
Родился наш герой в Астрахани в 1703 году, дед и отец его были священниками. Вася наверняка продолжил бы семейную церковную династию – если бы не одно обстоятельство. В 1713 году в Астрахани открылась школа римских монахов-капуцинов. Отец Кирилл, как это ни удивительно, решил отдать своего десятилетнего сына на воспитание католикам. Капуцины обучили мальчика «языкам, также свободным наукам, а наконец философическим и математическим знаниям».
Когда школа закончилась, восемнадцатилетний Василий «возымел великую охоту» продолжить образование и выхлопотал у вице-губернатора себе паспорт для поездки в Киев. Однако отец Кирилл перечеркнул эти вольные планы. Он нашел Васе выгодную партию – дочь сторожа Астраханской губернской канцелярии, и хотел женить парня немедленно, пока Федосья не передумала. А там уже и о сане священника можно начинать думать.
Однако Кирилл плохо знал своего упрямого сына! Василий сбежал из Астрахани спустя несколько дней после свадьбы. Искать оказию в Киев было некогда, и юноша на попутке отправился в Москву. Через несколько лет после побега Василий узнал, что его родители, молодая жена и почти все родственники погибли во время эпидемии чумы, охватившей весь город. Отцовское имущество было разграблено, у Василия не осталось ничего и никого, кроме сестры Марии, такой же бедной, как и он сам.
Впрочем, в отличие от несчастной Марии, оставшейся в опустевшей Астрахани, молодой Тредиаковский вел крайне интересную жизнь. Города мирового уровня мелькали перед его глазами – Москва, Петербург, Рига, Гданьск, Гамбург, Антверпен. Когда денег не было даже на дорогу, Василий шел по Европе пешком. Наконец наш герой добрался до Парижа, где его сразу приняли в Сорбонну.
Материальную помощь Тредиаковскому оказывал князь Александр Борисович Куракин, на которого произвели огромное впечатление блестящие способности Василия, его упрямое желание учиться и его первые стихи. Князь приютил поэта и кормил его обедами. Тредиаковского тяготило положение иждивенца, и он обратился к Святейшему Правительственному Синоду с просьбой выделить ему небольшую стипендию для обучения в Сорбонне; в просьбе было отказано. Несмотря на все трудности, Василий отучился в парижском университете три года и вернулся на родину, преисполненный желания «принести пользу отечеству своему». У юного Тредиаковского было множество дерзких литературных идей, и он справедливо полагал, что без высочайшего покровительства его новаторство будет пресечено на корню. А значит, следовало искать знакомства с императрицей.
Нравы при дворе Анны Иоанновны
Нельзя сказать, чтобы императрица Анна Иоанновна была злой женщиной. Просто она любила развлечения и ненавидела читать. Книги казались ей ужасно скучными.
Историк Сергей Николаевич Шубинский описывает придворный быт во времена Анны Иоанновны: «Торжественные приемы, празднества, балы, маскарады, спектакли, иллюминации, фейерверки и тому подобныя увеселения, следовали при дворе безпрерывно одни за другими. Любовь императрицы к пышности и блеску не только истощала государственную казну, но вовлекала в громадные расходы придворных и вельмож. Роскошь и мотовство, поощряемые государыней, стали считаться достоинством, дававшим более прав на почет и возвышение, нежели истинныя заслуги… Анна Иоанновна присутствовала постоянно на всех придворных увеселениях; но более всего любила проводить время в комнатах своего любимца или у себя в опочивальне, среди своих шутов и приживалок, которых состояло при ней множество. Они были обязаны болтать без умолку, и императрица просиживала целые часы, забавляясь их болтовней и кривляньями. Личностей, обладавших, завидным для многих из тогдашних придворных, даром говорить, не уставая, всякий вздор, розыскивали по всей России и немедленно препровождали ко двору».
Однако весельем блистала только внешняя сторона двора Анны Иоанновны. Под пеленой тумана бесконечных забав скрывались бесправие и произвол, аресты и ссылки, «бироновщина», предательства и интриги. «Мы друг друга едим и с того сыты бываем» – эта поговорка была очень популярна в 1730-х годах. Вот такая гиблая, гнилостная атмосфера ждала наивного поэта в Зимнем дворце, куда он всеми силами стремился попасть.
«Всемилостивейшая оплеушина»
Знакомство Тредиаковского с императрицей началось не совсем гладко. Он едва не угодил в тюрьму за свою оду «Да здравствует днесь императрикс Анна». Песнь, наполненная античными аллегориями, вызвала недоумение у недалеких чиновников Тайной канцелярии. Возникло подозрение, что слово «императрикс» роняет высочайший титул ее императорского величества. Перепуганному Тредиаковскому пришлось написать подробные объяснения: «Употребил я сие латинское слово Императрикс для того, что мера стиха сего требовала, ибо лишней бы слог был в слове Императрица; но что чрез оное слово никаковаго ни урона в высочайшем титле Ее Императорского Величества, то не токмо латинский язык довольно меня оправливает, но сверх того еще и стихотворная наука».
Тредиаковского простили, тем более что он к этому моменту уже успел прославиться. Сразу по приезду в Россию поэт представил публике свой перевод французского романа под названием «Езда в остров Любви».
Астраханский литературовед Олег Севастьянов эмоционально рассказывает: «До Тредиаковского любовная тема еще не прорвалась в печать. В книгах царствовали религиозно-нравственные темы. И вдруг — бомба — «Езда в остров Любви». Такого в русской литературе еще не было. Художественное произведение, целиком посвященное любви! Новизна пронизывала роман. Нов был сюжет. Новы были пикантные приключения влюбчивого героя. И конечно, нов был слог. Новизна слога настолько сразила читателя, что Тредиаковский счел своим долгом объясниться с ним: “На меня, прошу вас покорно, не извольте прогневаться, что я оную не славенским языком перевел, но почти самым простым слогом, то есть каковым мы меж собой говорим”».
Поэт взялся за труднейшую задачу – облагородить разговорный русский язык, повысить его статус до литературного. И ему это удалось: «Езду в остров Любви» цитировали в великосветских салонах, роман обсуждали и в Зимнем дворце. Для Анны Иоанновны, не владевшей иностранными языками и не знакомой с французскими романами, любовная лирика Тредиаковского стала потрясающим откровением. Самодержица захотела увидеть автора мелодрамы о «сладкой тирании, которую причиняет любовь». После встречи поэт сообщил друзьям: «Имел счастие читать государыне императрице у камина стоя на коленях перед ея императорским величеством; и по окончании онаго чтения удостоился получить из собственных ея императорскаго величества рук всемилостивейшую оплеушину».
Высочайшая затрещина ценилась на вес золота. Награда посерьезнее ордена! Перед молодым Тредиаковским открылись все двери. Ему по-прежнему очень мало платили, он едва сводил концы с концами, но теперь ему позволили издавать всё, что он сам сочтёт нужным. И Василий Кириллович развернулся. Перевел десять томов «Древней истории» и пятнадцать томов «Римской истории» Роллена, не говоря уже о множестве менее объемных европейских произведений. Совершил множество важнейших филологических открытий, в частности, определил правила ямба и хорея для стихотворений на русском языке. Всю грандиозность заслуг Тредиаковского могли оценить немногие, и среди них – Александр Сергеевич Пушкин. Он писал: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел в русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. В «Тилемахиде» находится много хороших стихов и счастливых оборотов. Вообще изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей. Сумароков и Херасков верно не стоят Тредьяковского…»
«Дурацкая свадьба»
Свадьба шутов Анны Иоанновны в Ледяном доме вошла в историю как самая отвратительная и бесчеловечная забава русского двора, даже на фоне диких нравов восемнадцатого века. К сожалению, к этому гнусному развлечению привлекли и Тредиаковского. Привлекли грубо, с чрезвычайной жестокостью.
Рассказывает литературовед Леонид Иванович Тимофеев: «Для маскарада понадобились стихи, и министр Волынский, готовивший маскарад, послал за Тредиаковским. Поэт рискнул выразить кадету свое неудовольствие. Кадет по приезде пожаловался Волынскому, который «сейчас же начал, — пишет Тредиаковский в своем «Рапорте» Академии 10 февраля 1740 года, — меня бить пред всеми столь немилостиво… что правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, что он изволил чинить в три или четыре приема», а потом «повелел и оному кадету бить меня по обеим же щекам публично». После этого избиения Тредиаковскому дали «на письме самую краткую материю, с которой должно было ему «сочинить приличные стихи», и отпустили.
Тредиаковский понес жалобу Бирону, но в приемной у Бирона его увидел Волынский, который схватил его и отправил под караул, где, пишет Тредиаковский, «браня меня всячески, велел… бить палкою по голой спине столь жестоко и немилостиво… дано мне с семьдесят ударов…», потом «паки велел меня бросить на землю и бить еще тою же палкою, так что дано мне и тогда с тридцать разов». Утром Волынский, приказав караулу бить Тредиаковского «еще палкою десять раз, что и учинено», отпустил его «с угрозами» домой».
Изуродованный Тредиаковский, утирая слезы, написал омерзительные, матерные стихи, которые потом был вынужден читать на свадьбе, нарядившись в потешное платье и дурацкую маску. Анна Иоанновна осталась довольна, а поэт до конца жизни так и не оправился от этого трагического эпизода.
Несправедливый финал
Анна Иоанновна царствовала всего десять лет. После ее кончины у нашего героя начались еще более трудные времена. Тредиаковского считали воспевателем Анны, и новые императрицы терпеть его не могли. А у Екатерины II были особые причины ненавидеть Василия Кирилловича. Умная государыня, в отличие от своих необразованных предшественниц, сразу поняла литературные намеки Тредиаковского на необходимость ограничения самодержавной власти. Например, в его знаменитой поэме «Тилемахида» есть такая строчка: «Царь властен есть во всем над народом. Но законы над ним во всем властны, конечно».
И Екатерина лично взялась за унижение Тредиаковского. Литературовед Олег Севастьянов с горечью сообщает: «Издаваемый императрицей журнал «Всякая всячина» целенаправленно стал издеваться над Тредиаковским и его «Тилемахидой», издеваться настолько умело и талантливо, что через века мы, направленные державною рукою, продолжаем считать, что «Тилемахида» — вздор, что будто бы при дворе Екатерины самой жестокой пыткой было высочайшее повеление заучивать наизусть огромные куски из «Тилемахиды»… Изгаляние над поэмой и ее автором стали высокой придворной модой. Еще академик А.С. Орлов писал, что за придворными планомерными издевками над неудобочитаемостью «Тилемахиды» скрывалось намерение скомпрометировать ее, как произведение просветительской мысли. Что касается Екатерины II, то эта пишущая дама частенько вырывала для своих пьесок из трагедий Тредиаковского целые куски, забыв спросить об этом самого автора или хотя бы просто проставить кавычки…»
Василий Кириллович окончил свои дни таким же бедняком, каким он был в юности. Писал друзьям: «У меня нет ни полушки в доме, ни сухаря хлеба, ни дров полена». Но, «упадая из болезни в болезнь, как от Харибд в Сциллы», он работал до последнего вздоха, сочинял, переводил, спорил с коллегами о поэзии. При жизни он так и не получил настоящего признания, да и на протяжении двух сотен лет над Тредиаковским снисходительно посмеивались с легкой руки Екатерины Великой. Однако «когда Екатерина II изощряла свое остроумие над «Тилемахидой», — говорит исследователь русской музыкальной культуры Тамара Николаевна Ливанова, — стихи Тредиаковского были широко распространены как песни, любовно записывались и переписывались вместе с музыкой в сборниках кантов, бытуя без имени автора…» Лишь в последние десятилетия творчество Василия Кирилловича по-настоящему заинтересовало ученых. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Исторические материалы по теме:
- Олег Севастьянов «Первый поэт России. К 300-летию поэта В. К. Тредиаковского» (журнал «Слово», 2003 год)
- Леонид Тимофеев «Василий Кириллович Тредиаковский (1703-1769). Вступительная статья»
- Василий Самаренко «В. К. Тредиаковский в Астрахани» (новые материалы к биографии В. К. Тредиаковского)»
- Василий Самаренко «В. К. Тредиаковский – первый русский академик»
- Борис Успенский «”Дурацкая свадьба” в Петербурге в 1740 г.»
- Дело по поводу стихотворения Тредьяковского. Сообщ. Д.Чл. П.И. Мельников // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1879. Январь-Март. Книга первая
- Сергей Шубинский «Императрица Анна Иоанновна, придворный быт и забавы. 1730-1740»
Поддержите проект и получите эксклюзивный исторический контент: - необычный факт из истории России с иллюстрацией - каждую неделю; - интересный аудиорассказ из серии «Царские слуги» - каждый месяц. Подпишитесь в группе Уютной истории ВКонтакте ⇢ Стоимость подписки - 50 рублей в месяц. Отменить можно в любой момент. Добро пожаловать в клуб Уютной истории 💚