Если вам надоело пробираться на работу по сугробам, подумайте о Петре I. Вот кто всегда находился в движении, не только летом, но и зимой, в самую лютую стужу. А ведь в начале XVIII века перемещаться по стране было посложнее, чем сейчас!
Петр стал первым русским царем, который самолично проверял исполнение всех своих указов. Он непрерывно разъезжал и повсюду проверял, организовывал, подталкивал, устраивал разносы и отдавал приказы. Даже в своем любимом Петербурге он беспрестанно мотался по всему городу. Если он оставался под одной крышей больше недели, то начинал ощущать беспокойство. Он приказывал подать карету – надо посмотреть, как идет строительство корабля, как продвигается рытье канала, что сделано в новых гаванях Петербурга и Кронштадта.
Рассказывает писатель-историк Роберт К. Масси: «Освященный веками образ не покидающего белокаменного Кремля недоступного монарха, увенчанного шапкой Мономаха и восседающего на троне, не имел ничего общего с этим черноглазым, безбородым гигантом в зеленом немецком сюртуке, черной треуголке и высоких, заляпанных грязью сапогах, который мог выйти из кареты прямо в дорожную грязь какого-нибудь заштатного городишки и потребовать пива, чтобы утолить жажду, постель на ночь и свежих лошадей поутру». «Он проехал в двадцать раз больше, чем любой другой государь до него в целом свете», – писал английский капитан Джон Перри, знакомый с Петром.
Любимыми средствами передвижения Петра были корабли и сани. Он бы и вовсе с палубы не сходил, но до многих уголков империи по воде было не добраться. Тут наступал черед наземных транспортных средств. Летом приходилось путешествовать в карете. Час за часом, день за днем, неделя за неделей – царь трясся в походной кибитке, подпрыгивая на скверных рессорах по разбитым дорогам: тело, как маятник, раскачивалось из стороны в сторону, голова ударялась о кожаную спинку, стоило ему прикорнуть, плечи и локти терлись о спутников, колеса скрипели, кучер покрикивал – и так проходила его жизнь.
Хорошо, если была зима! Мороз намертво сковывал осеннюю грязь, а потом дороги покрывались снегом и по ровному снежному насту лошадь могла тянуть сани вдвое быстрее, чем карету летом. Реки и озера, покрытые прочным надежным льдом, становились самыми доступными путями, связывавшими города и селения.
Ганноверский дипломат Фридрих Христиан Вебер так описывал зимние путешествия знатных россиян: «Путешественнику было бы не под силу вынести жуткие русские морозы, когда бы не продуманное устройство саней. Сверху они так плотно закупорены, что наружный воздух внутрь не проникает. По бокам имеются маленькие окошки и полочки для хранения провизии и книг, взятых, дабы скоротать время в пути. Над головою подвешен светильник с восковыми свечами, которые зажигают с наступлением темноты. На полу лежит полость, в которую путешественник кутается и днем и ночью. В ногах он держит нагретые камни или оловянный сосуд с горячей водой, чтобы в санях сохранялось тепло. Рядом держат ларец с вином и водкою, которые берут в дорогу для обогрева. Несмотря на все предосторожности, и самые крепкие напитки нередко замерзают и портятся. В этой передвижной хоромине человек день и ночь едет, не вылезая без крайней нужды». В таких санях, постоянно меняя лошадей, Петр порой покрывал за день до ста верст.
Как мы видим, Петр был в быту чрезвычайно демократичен. Интересно, что он пытался и народ научить простому отношению к царю. В конце 1701 года было запрещено становиться на колени и падать ниц перед государем, а зимой снимать шапку перед царским дворцом. «Какое же различие между Богом и царем, – говорил Петр, – когда воздавать будут равное обоим почтение? Менее низости, более усердия к службе и верности ко мне и государству – сия то почесть свойственна царю».
Впрочем, Петру не удалось перевоспитать своих подданных – известно, что даже спустя три сотни лет, в начале прогрессивного двадцатого века, ремесленники и рабочие падали ниц, чтобы поцеловать тень императора Николая II, удостоившего визитом их город.