Юный Николай потерял отца при самых омерзительных обстоятельствах. И до последнего дня не мог пережить эту трагедию. Сколько тепла вложил «солдафон Палкин» в увековечивание памяти родителя! Слезы выступали на глазах у всех, кто попадал в его домашний музей, посвященный несчастному императору Павлу I.
«Мои барашки»
Богатырь Николай родился 25 июня 1796 года в Царском Селе. Все вокруг были поражены размерами младенца — 62 сантиметра это не шутки! Бабушка Екатерина II восторженно сообщала друзьям: «Сегодня в три часа мамаша (Мария Федоровна) родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, и кричит он удивительно; длиной он аршин без двух вершков, а руки немного менее моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет так продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом».
Императрица, не спрашивая родителей Николая, забрала «колосса» к себе — в ее покоях уже воспитывались его старшие братья, Александр и Константин. Однако Николая ждала другая судьба. Когда великому князю было четыре с половиной месяца, Екатерина II скончалась и на престол взошел отец Николая — император Павел I.
Старшие дети, с легкой руки бабушки, отца своего презирали и даже ненавидели. Всю свою нерастраченную отцовскую любовь Павел Петрович обрушил на младших сыновей — Николая и Михаила, который родился зимой 1798 года. «Мои барашки», — ласково называл их царь. Забот у Павла Петровича было много, но для малышей он находил время всегда. Сыновья играли у него в комнате каждый день, во время утреннего туалета императора.
А вот с матерью великие князья виделись лишь пару раз в неделю — Мария Федоровна не была сентиментальной и строго придерживалась дворцового этикета. Все остальное время маленький Николай находился в окружении чужих людей — приставленных к нему камердинеров, камер-лакеев, гувернанток и нянек-горничных.
Главным его наставником стал генерал Матвей Ламздорф, человек недалекий, жесткий и вспыльчивый. Любая детская шалость приводила генерала в невообразимую ярость, тогда он выходил из себя и распускал руки. Николаю доставалось сильнее, поскольку в отличие от младшего брата он был упрям и не любил уступать; когда он был особенно непослушен, воспитатель мог схватить его за грудки и как следует приложить об стену, так что ребенок даже терял сознание.
Деревянные лошадки
В 1801 году великий князь Александр, старший брат Николая, возглавил заговор против отца. Ночью с 11 на 12 марта Павел I был жестоко убит в собственной спальне, на том же ковре, где еще утром играли его младшие сыновья.
Николаю было четыре года, но он навсегда запомнил ту роковую ночь в только что отстроенном, еще не до конца отделанном Михайловском замке. Спальня мальчика находилась над спальней отца, их связывала витая лестница.
«События этого печального дня сохранились так же в моей памяти, как смутный сон, — рассказывал потом Николай Павлович. — Я был разбужен и увидел перед собою графиню Ливен. Когда меня одели, мы заметили в окно, на подъёмном мосту под церковью, караулы, которых не было накануне; тут был весь Семёновский полк в крайне небрежном виде. Никто из нас не подозревал, что мы лишились отца; нас повели вниз к моей матушке, и вскоре оттуда мы отправились с нею, сёстрами, Михаилом и графиней Ливен в Зимний дворец… Матушка моя лежала в глубине комнаты, когда вошел Император Александр в сопровождении Константина и князя Николая Ивановича Салтыкова; он бросился перед матушкой на колени, и я до сих пор ещё слышу его рыдания. Ему принесли воды, а нас увели. Для нас было счастьем опять увидеть наши комнаты и, должен сказать по правде, наших деревянных лошадок, которых мы там забыли».
Детство Николая — это мучительное осознание страшного факта: любимый отец был предан собственным сыном, старшим братом Николая. Как смириться с этим? Как разговаривать теперь с Александром, который всегда казался чувствительным, ранимым греческим богом, а оказался жаждущим власти Брутом?
Вот тут-то и пригодилось суровая закалка Ламздорфа. Самодисциплина у Николая выработалась железная. С братом он был неизменно вежлив, о престоле не помышлял, по отцу тосковал тайно, никому в этом не признаваясь. Не в чести было имя покойного Павла Петровича в эпоху правления нового императора, Александра Благословенного.
Отцовские сапоги
Не должен был Николай наследовать трон — но получил его, против своей воли, в 1825 году. Правил он порой жестко, в стиле Ламздорфа. Угрюмым солдафоном, Николаем Палкиным прозвали его в народе.
Но дома Николай Павлович преображался. Только семья знала его добрую, доверчивую улыбку. Близким он взахлеб рассказывал о деле своей жизни — собрании коллекции вещей и документов в память об отце.
Николай запрашивал из государственных учреждений бумаги, подписанные Павлом Петровичем. Скупал у частных владельцев отцовские подарки. Перечитал всю его библиотеку. Повелел открыть заброшенные склады в Петропавловской крепости, где хранились различные принадлежности покойного императора.
В темных казематах обнаружились настоящие сокровища, в том числе «зеркало канительной работы» и солонка с крышкой, усыпанной бриллиантами. Особенно Николай обрадовался, когда комендант Михайловского замка передал ему перстень с камнем, «на коем вырезан было удивительного сходства профиль императора Павла, работы известного в то время резчика Мозжечкова».
Самым душевным проектом Николая стал музей отца в нижних «светлицах» Гатчинского дворца, где прошло детство Павла Петровича. Экспозиция никого не оставляла равнодушным: «Уютные и простенькие покои, — писал один из посетителей музея, — здесь бережно сохраняются все книги, а также и учебные тетради его детства, – невинная и прекрасная душа отражается в них… сюда другою возвышенной душой перенесены и его последние вещи из Михайловского замка, грустные и томительные для чувства: вот его Библия и молитвенник, – его донельзя простая складная кровать с грубейшим бельем и двумя подушками (на одной из них два кровавых пятна), – вкруг изголовья стоят изодранные и выстроганные (от крови) – белые, атласные ширмы, они служили последним убежищем для несчастного царя и остались свидетелями неверности Беннигсена! В углу прислонена трость владыки полумира …с правой стороны постели стоит кресло с перекинутым через спинку мундиром, снятым пред сном – перед вечным сном! – здесь же и высокие его сапоги».
Портрет любимого отца Николай Павлович завещал своему сыну — с указанием передавать этот талисман каждому следующему наследнику российского престола.