Как наивная помещица просила денег у крестьян после революции

Эмиграция тяжело далась шестидесятилетней Елизавете Ивановне Храповицкой. Курортный город Ментона на Лазурном берегу – более чем приятное место для жизни; но только если у вас есть деньги.

Ментона

А пожилые супруги Храповицкие не сумели вывезти из России ничего ценного и оказались во Франции без средств к существованию. Какой контраст с их прежней роскошью!

Муж Елизаветы Ивановны, Владимир Семенович Храповицкий, был предводителем дворянства Владимирской губернии, крупным лесопромышленником, камергергом, владельцем имения Муромцево, где он выстроил настоящий готический замок.

В 1922 году Владимир Семенович скончался, и Елизавета Ивановна погрузилась в полную нищету. Тогда-то она и решила обратиться за помощью к своим бывшим крестьянам. И написала им из Франции отчаянное – и очень наивное письмо:

«Дорогие крестьяне! Обращаюсь к вам с просьбою: соберите, сколько сможете денег и пришлите мне. Вы владеете землей моего мужа Владимира Семеновича Храповицкого, который скончался в нищете. Я осталась теперь одна без всяких средств на самую бедную жизнь. Мне уже 68 лет, я больная и старая, работать не могу. Я счастлива, что теперь вы владеете землей, а у нас не было детей: все равно желание мужа было оставить землю крестьянам. Обращаюсь к доброму вашему сердцу, прошу помочь мне, Бог вас не оставит. Прилагаю конверт с моим адресом. Да сохранит вас Бог всех».

Крестьянская сходка во Владимирской губернии

Ответ крестьян был жестким:

«Десять с половиной лет прошло с того момента, когда мы изгнали вас и вам подобных из нашей страны. За это время мы достаточно научились управлять государством и как строить свою жизнь. Там, где ранее царил произвол и гнет помещиков и их прихвостней, мы имеем бывшее поместье Муромцево (к которому за версту не подпускали крестьян). Там вот уже несколько лет открыт сельскохозяйственный техникум, в котором обучаются дети рабочих и крестьян. Очень странным показалось ваше обращение к нам с просьбой о присылке денег. Спрашивается, за что? За то, что вы долгие годы, сидя на нашей шее, выматывая из нас последние силы, вели праздную жизнь паразитов, раскатываясь по заграницам и соря деньгами, добытыми на крови и поте крестьян? За то, что в былые времена нас пороли кнутом и нагайками, за то, что наших жен и детей выгоняли плетьми из лесу за сбор ягод и грибов, за то, что в 1905 году на нашу просьбу обменять землю, незаконно от нас отобранную вами, были вытребованы стражники, урядники и по приказанию вашему за наше обращение — пороли плетьми и сажали в тюрьмы; за то, что после пожара на нашу просьбу об отпуске леса за плату нас выгоняли? Да всего и не перечислишь, за что вам, госпожа Храповицкая, следует помочь. Мы не можем даже и определить и попросту скажем: „Валитесь от нас к …“».

Однако Елизавета Ивановна не успокоилась и написала еще одно обращение, на этот раз академику Николаю Александровичу Морозову, который был влиятельной фигурой в новом советском государстве.

Это письмо получилось длинным, с подробным перечислением всех утраченных богатств и вот такими эмоциональными строками:

«Как и через кого я могу выхлопотать у Советского Правительства хотя бы 100 000 франков, чтобы открыть пансион или какую-нибудь торговлю? Теперь я живу шитьём и вышиванием, приглашаюсь по домам, труд русских оплачивается очень плохо, так что я не могу быть даже сыта, да и глаза отказываются работать. Политикой мы никогда не занимались, и теперь то же самое. Все мои знакомые, как Франц. и Англ. аристократы, очень милы ко мне, но из гордости я не обращалась и не обращусь к ним за помощью. Прошу Вас очень, Николай Александрович дать мне совет, к кому мне обратиться, чтобы мне выдали что-нибудь за наше состояние, чтобы немного спокойней прожить последние годы моей жизни».

Академик размашисто начертал резолюцию: 

«Храповицкой не отвечать (бесполезно)».

Елизавета Ивановна скончалась в Ментоне в 1935 году и была похоронена на общем кладбище, так что могилу ее найти теперь невозможно. Судьба усадьбы Храповицких в Муромцево также печальна. Готический замок разрушен, восстанавливать его никто не собирается.