Элизабет Виже-Лебрён скрывалась в России от французской революции. Ее подругу королеву Марию-Антуанетту казнили, оставаться на родине было опасно. Талантливую и милую художницу с почетом приняли при дворе Екатерины II. Элизабет прожила здесь шесть лет, прославилась великолепными портретами русских аристократов – и заметками об их безумной расточительности, опубликованными уже после ее возвращения в Париж.
Художница в изгнании
История успеха Элизабет – это самая настоящая французская мечта. Она родилась в 1755 году в Париже, на узкой улочке в сотне метров от Королевского дворца. Мимо дома Элизабет пролетали золоченые кареты знатных вельмож, а из окон ярко освещенного Пале-Рояль доносились звуки бального оркестра. Какой близкой и какой недоступной казалась эта роскошная жизнь бедной семье Элизабет!
Отец девочки, художник Луи Виже, едва сводил концы с концами – картины Луи были не более чем «приятными» и расходились вяло. Однако уныния в этом доме не ведали. Здесь царила истинно парижская, богемная атмосфера – за скромным ужином собирались актеры, художники, театральные критики, обсуждали премьеры и сплетничали о маркизе де Помпадур. Потом гордый отец выводил вперед маленькую Элизабет и показывал друзьям ее первые рисунки, приговаривая: «Ты будешь художницей, моя девочка!»
Замечательно рассказывает о детстве Элизабет английский искусствовед Хэлдин Макфол: «Живя в мире артистов, вдыхая в себя их честолюбие и энтузиазм, она пользовалась щедрым поощрением, которое все оказывали ее многообещающему таланту; она находила учителей, готовых развивать ее юные силы. Между художниками, друзьями отца, были Дуайен и Давэн, член и профессор Академии святого Луки; Давэн впоследствии приписывал себе честь начального художественного развития маленькой Елизаветы».
Когда Элизабет было тринадцать, Луи подавился рыбной косточкой и скончался; к счастью, друзья отца ее не оставили – устроили в художественную мастерскую, водили в Лувр, где юная ученица копировала мировые шедевры. Еще будучи подростком, Элизабет показала себя одаренной портретисткой. Как пишет Макфол, «настал вскоре день, когда учитель увидал себя много позади талантливой, известной ученицы своей; пораженный удивлением, он смотрел на толпы знаменитых людей, высших сановников, стремившихся в мастерскую пятнадцатилетней девочки».
Счастливые события посыпались одно за другим. Королева Мария-Антуанетта заказала Элизабет свой портрет – и он вышел отличным. К мадемуазель Виже немедленно выстроилась очередь из принцесс, герцогинь, графинь, знаменитостей и знатных иностранцев.
В другую дверь стучались многочисленные поклонники, очарованные красотой юной художницы, ее способностями, остроумием… и хорошими гонорарами. Самым настойчивым оказался Жан-Батист Лебрён – художник и галерист. Элизабет вышла за него замуж, родила дочь Жюли. Жизнь казалась безоблачной.
Однако в конце 1780-х разразился гром. Францию охватил революционный пожар, но и в семье Элизабет не было покоя. Муж оказался аферистом и игроком – Жан-Батист растратил все гонорары супруги. Между тем, статус подруги королевы делал положение Элизабет крайне опасным. Нужно было срочно бежать из страны.
Как уверен Макфол, «она была, конечно, намечена одной из первых жертв. Страшно было показаться на улицу, страшно было и пускаться в путь, но каждый день промедления грозил смертельной опасностью ей и ее дочери. Друзья уговаривали ее уехать. Виже-Лебрён захватила всё, что оставил в доме ее муж, то есть ничтожную сумму в восемьдесят франков, наскоро уложилась и, взяв дочь, покинула дом, где оставляла в любимой мастерской много неоконченных портретов».
Несколько лет Элизабет скиталась по Европе, пытаясь найти солидных клиентов, но все это были единичные заказы. В 1794 году, находясь за границей, она развелась с мужем из-за выпущенной им гадкой книжицы под названием «Исторические данные о жизни гражданки Лебрён, художницы». В июле 1795 года Элизабет приехала в Петербург, куда ее давно зазывали старые парижские знакомые, рассказывая о небывалой щедрости русских вельмож.
«Открытый стол» и бриллианты в чашах
Элизабет едва успела распаковать чемоданы, как ее усадили в карету и повезли в Царское Село – на прием к Екатерине Великой. Француженка страшно разволновалась: у нее не было парадного платья! Только простенькие кисейные туалеты – за годы странствий гардероб мадам Лебрён изрядно оскудел. Как вспоминает Элизабет, «нужно было вооружиться всею храбростью, когда наступила минута идти к императрице».
Впрочем, государыня не обратила никакого внимания на скромный наряд гостьи. Екатерина была любезна и внимательна, сказала: «Мне очень приятно видеть вас здесь; ваша слава вас опередила». Императрица заказала Элизабет портреты внучек, великих княжон. Это стало сигналом для столичных снобов, которые распахнули перед модной художницей свои двери и кошельки. Мадам Лебрён некогда было спать – за шесть лет она написала 48 оригинальных портретов и сняла с них сотню авторских копий!
Парижанку до глубины души поразил блеск столичного Петербурга. Светскую жизнь на берегах Невы художница называет «пышной до безрассудства».
Про «открытые столы» у дворян: «Множество вельмож, обладая громадными богатствами, наслаждаются тем, что позволяют себе держать открытый стол, так что известный или представленный к ним в дом иностранец не имеет ни малейшей нужды посещать трактиры; всюду ему готов и обед, и ужин, и затруднение представляется лишь в выборе — к кому идти. Я помню, как в последнее время моего пребывания в Петербурге, обер-шталмейстер Нарышкин постоянно держал открытый стол человек на 25 или 30, собственно для иностранцев, которые ему были представляемы».
Про обеды у князя Потемкина: «За десертом поданы были хрустальные чаши, наполненные бриллиантами, которые раздавались дамам целыми ложками. Когда княгиня Долгорукая заметила такую роскошь, Потемкин тихо ей сказал: «Ведь я праздную ваши имянины, чему же вы удивляетесь?» Ему все было нипочем, лишь бы удовлетворить желанию, капризу обожаемой им женщины. Однажды, узнав, что у нее не случилось бальных башмаков, которые она обыкновенно выписывала из Парижа, он послал за ними нарочного, и тот скакал и день и ночь и привез-таки башмаки к сроку».
Про графиню Скавронскую: «Ее высшим блаженством было лежать на диване, без корсета, закутавшись в огромную черную шубу. Ее свекровь нарочно выписывала для нее из Парижа целыми сундуками самые изысканные наряды, которые изготовляла тогда придворная модистка королевы Марии-Антуанетты, m-elle Bertin. Не думаю, чтобы графиня открыла хотя бы один из этих ящиков, и когда ее свекровь выражала желание видеть на ней прелестные платья, там сложенные, то молодая графиня лениво отвечала: «Да для чего, и для кого, и зачем?» То же самое и мне она отвечала, показывая редкой цены ящичек с драгоценностями: в нем лежали громадные бриллианты, подаренные Потемкиным, и которых никогда на ней не было видно».
Россия – страна контрастов
Однако спустя некоторое время Элизабет столкнулась с изнанкой этой шикарной жизни и поняла, почему выражение «потемкинские деревни» стало в России нарицательным.
Дом графини Строгановой, где на несколько недель остановилась художница, оказался ужасно холодным: «Я старалась поправить беду постоянною топкою печей. Только ночью боялась я позволить себе эту предосторожность в спальне, и вследствие того так зябла в постели, с опущенными наглухо занавесями и с маленькою лампочкой, горевшею подле меня, чтобы хотя этим согреть воздух, — что совершенно запрятывала голову в подушки», – вспоминает Элизабет.
В московском особняке графа Орлова на портретистку обрушилась водная стихия: «Здесь так текло сквозь потолок, что когда приехала графиня Салтыкова и пожелала остаться несколько минут в зале, где были выставлены мои картины, то просила меня дать ей зонтик».
Путешествие между российскими городами оказалось настолько тяжелым, что Элизабет даже пожаловалась на разбитые дороги будущему императору Александру I: «Я призналась ему, что они нестерпимы; он согласился с этим и прибавил, что намерен озаботиться их исправлением; затем, сказав мне много лестного, удалился».
Но самым неприятным и горьким моментом жизни в эмиграции стало предательство новых друзей. В 1800 году двадцатилетняя Жюли, дочь Элизабет, влюбилась в секретаря графа Чернышева – легкомысленного француза Нигри, повесу и бездельника.
Как сообщают историки, «графиня Чернышева поощряла это сближение, и по обычаю многих русских дам, охотно взялась устроить брак Нигри с девицею Лебрён. Напротив того, госпожа Виже-Лебрен вовсе не сочувствовала выбору своей дочери и была чрезвычайно возмущена непрошеным вмешательством посторонних лиц в ее семейные дела. Вмешательство, между тем, дошло до того, что г-жу Виже-Лебрен стали спрашивать, какое она дает приданое за своею дочерью. Вместе с тем, старались восстановить дочь против матери, и девушка начала худеть и чахнуть».
В конце концов Элизабет была вынуждена согласиться на этот брак, хотя предчувствовала катастрофу. И оказалась права – спустя несколько лет Нигри бросил Жюли. Гордая девушка не пожелала признавать свои ошибки и наотрез отказалась налаживать отношения с матерью. Жюли отправилась в Париж к отцу, а после смерти Лебрёна унаследовала его долги и до конца своих дней жила в нищете.
Возвращение на родину
Тем временем, обстановка в Париже сильно изменилась. К власти пришел Наполеон. Как пишет историк Наталия Ольшанская, «Бонапарт прекрасно знал, что парижане потешаются над новоявленной знатью. Желая укрепить свое положение, он стал стремиться заручиться поддержкой старого дворянства… В императорский двор стали вливаться потомки вернувшихся во Францию знатных фамилий».
Элизабет вдруг поняла, что ничто больше не мешает и ей вернуться домой. Тем более, что за годы работы в России она скопила изрядное состояние и могла с комфортом устроиться в родном городе.
Франция встретила сорокашестилетнюю художницу необычайно радушно. Больше всех горел энтузиазмом бывший муж – Жан-Батист приготовил Элизабет «венец из золотых звезд» с надписью «приношение гражданина Лебрёна». Элизабет была тронута, но на льстивые уговоры бывшего супруга не поддалась. Она купила себе дом в деревне Лувесьен под Парижем и прожила там до 86 лет в одиночестве и тишине. Днем художница работала на пленэре, а по вечерам записывала воспоминания о далекой России, подарившей ей богатство, но отнявшей единственную дочь.
Исторические материалы по теме:
- Хэлдин Макфол «Виже Лебрёнъ. Художественная библiотека» (издание 1909 года, Москва, Т-во типо-литографіи И. М. Машистова)
- «Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве. 1795-1801»
- Наталия Ольшанская «Наполеоновский двор эпохи империи в характеристике Стендаля»
Поддержите проект и получите эксклюзивный исторический контент: - необычный факт из истории России с иллюстрацией - каждую неделю; - интересный аудиорассказ из серии «Царские слуги» - каждый месяц. Подпишитесь в группе Уютной истории ВКонтакте ⇢ Стоимость подписки - 50 рублей в месяц. Отменить можно в любой момент. Добро пожаловать в Царскую ложу Уютной империи 💚