Отец называл ее Полинеттой, но в душе она так и осталась простой Пелагеей. Дочь писателя Тургенева и неграмотной белошвейки Дуняши вдруг вознеслась из темной крестьянской избы — в богемные парижские салоны; судьба ее крутанулась, мелькнули пред равнодушным взором Пелагеи альпийские озера, немецкие концерты, французские стихи — и были не поняты. Она дерзила мачехе — Полине Виардо, ссорилась со свекровью и доверила свою судьбу жадному бездельнику, разорившему ее отца до нитки.
«Я обнаружил здесь — догадайтесь что? — мою дочку!»
Роман Тургенева с портнихой Авдотьей Ермолаевной Ивановой был мимолетным и незапоминающимся. Пара жарких встреч во время короткого отпуска в родном имении Спасское-Лутовиново — и страница перевернулась. Иван Сергеевич умчался за границу, к любимой Полине Виардо, а Дуняша осталась в Спасском, шить белье матери Тургенева — суровой помещице Варваре Петровне. Писатель и не знал, что в 1842 году у него родилась дочь.

Варвара Петровна от всех утаила это событие. Дуняшу она отослала в Москву — там белошвейка завела себе нескольких ухажеров самого низкого пошиба. А новорожденную внучку помещица отдала на воспитание в семью своего крепостного Федора Лобанова.


Гадким было детство Пелагеи. Бабушка гоняла ее, как последнюю дворовую девчонку; крестьяне дразнили ее «барыней». Жалкой сиротой оказалась Пелагея при живых родителях.
Но вот наконец Тургенев ненадолго приехал в Россию, уладить кое-какие дела с имением. И узнал шокирующую новость — он уже восемь лет как отец!
Его письмо к Полине Виардо от 9 июля 1850 года переполнено чувствами: «Не могу описать вам ощущения, которое вызвал во мне ее вид — представьте себе, что я даже не припоминаю черт лица ее матери — говорю это нисколько не преувеличивая, — откуда же такое сходство, в котором должна была бы запечатлеться взаимная любовь? Глядя на это бедное маленькое создание (я попросил слугу матери привести ее на бульвар, где встретился с ней как бы невзначай), я почувствовал свои обязанности по отношению к ней — и я их выполню — она никогда не узнает нищеты — я устрою ее жизнь как можно лучше. Если б у меня была — не скажу малейшая привязанность к ее матери, если б я хоть немного знал ее (она еще жива, но я не решился ее навестить), думаю, что я почувствовал бы нечто совершенно иное к этому бедному ребенку, который в полной растерянности стоял передо мной. Она, вероятно, догадывалась, кем я ей прихожусь. Можете себе представить, какое тягостное впечатление произвела на меня эта встреча, все, что я передумал, какие мысли пришли мне в голову… О! боже мой, теперь я чувствую, как обожал бы я ребенка, чье личико напоминало бы мне черты любимой женщины…»

Тургенев, которому тогда исполнилось 32 года, пришел в полное смятение. К счастью, Полина предложила взять Пелагею к себе в Баден-Баден. Ее муж, благородный Луи, поддержал эту идею. «Вот и подружка для нашей дочери Луизы», — решили супруги Виардо. Тургенев взял на себя все затраты по воспитанию ребенка. Ежегодно выплачивал Полине 1200 франков — не такая уж большая сумма, если сравнить, например, с годовым заработком французской швеи, который составлял 720 франков.
«Художественного начала в ней и следа нет»
Виардо окружили Пелагею теплом и заботой. Полина называла ее своей дочерью, пела ей свои знаменитые романсы. Однако та в ответ лишь огрызалась, как голодный волчонок. Разве могла она верить людям после того, что пережила в детстве!
Ни утонченное европейское образование, ни любящая семья, ни даже новое красивое имя Полинетта, — ничто не могло смягчить трудный характер дочери белошвейки. «У меня натура любящая, но дикая», — признавалась она друзьям. Ничем она не интересовалась, кроме сплетен о Полине-старшей. Тургенев пребывал в отчаянии — его дочь создала в доме Виардо невыносимую обстановку. Писателю пришлось перевести ее в парижский пансион.


Добрый Иван Сергеевич с горечью сообщал друзьям о «чрезвычайной обидчивости» дочери, называл Полинетту «капризной, раздраженной, неблагодарной, беспричинно жестокой». «Она не любит ни музыки, ни поэзии, ни природы — ни собак, — а я только это и люблю», — писал Тургенев графине Ламберт в 1859 году.
И все же он принимал самое живое участие в жизни Полинетты. Волновался за нее, часто навещал, старался внушить себе, что «она очень положительна, одарена характером, спокойствием, здравым смыслом». Наконец, при помощи друзей он подыскал ей мужа — 29-летнего коммерсанта Гастона Брюэра, владельца стекольной фабрики Ружмон в долине Луары. «Хорош собой, блондин, белокожий, с правильными чертами, выражение лица — честное, доброе и открытое, — рассказывал Тургенев Полине Виардо. — Он выведет мою дочь из ложного положения, в котором она находилась, и избавит меня от великой ответственности».

«Твой милый Гастон внушает мне самое большое доверие и самую большую симпатию, — писал Иван Сергеевич дочери, — скажи ему, что я его обнимаю, как сына, и что он всегда и во всех случаях должен рассчитывать на меня, как на отца».
На свадьбу писатель подарил Полинетте дорогое фортепиано, надеясь, что в браке она остепенится, полюбит музыку и все прекрасное, что преподнесла ей судьба.
Жадный Гастон
Однако у Гастона были совершенно другие виды на этот брак. Брюэр страшно радовался, что ухватил дочь богатого и знаменитого русского писателя. Стекольная фабрика приносила сплошные убытки, и Брюэр возлагал серьезные надежды на состояние тестя.


Началось все еще до свадьбы. Фортепиано молодоженов не впечатлило. Гастону нужны были деньги, и огромные. Договорились на 150 000 франков приданого. Чтобы выделить дочери эти сумму, Тургеневу пришлось обращаться за помощью к брату, ко всем знакомым. Да и сама свадьба обошлась писателю в 3000 франков. «Я только что выдал в Париже замуж мою дочь (за Гастона Брюэра), и это обстоятельство опорожнило мой кошелек почти до дна», — сообщал Иван Сергеевич другу.

Дальше — больше. Полинетта просила у отца деньги почти в каждом письме. Особенно когда появились дети — Жанна и Жорж, которых дед обожал. Тургенев оплачивал всё — от новогодних подарков и лекарств до налогов на фабрику и жалованья рабочим. Он призывал Гастона объявить банкротство, но тот упорно отказывался. «Он умудрился, — пишет Тургенев Анненкову 13 февраля 1882 года, — пустить на ветер даже те деньги, которые я полагал упрочить за моими внуками, стал пьянствовать, грозить то себя убить, то ее — и теперь я ежедневно ожидаю, что она прибежит сюда со своими детьми, я должен буду ее прятать и немедленно завести процесс развода <…> и так как надо опять обзавестись деньгами — продал своего любимого Руссо, продаю лошадь, кареты и т. д.».

Тургенев не только ждал приезда Полины, он настаивал на нем, обещал ей найти квартиру, взять на себя все расходы по устройству на новом месте, выплачивать постоянное содержание. Он понимал, что все это угрожает ему серьезными трудностями, и был готов к ним. К 1882 году разорение семьи Брюэр совершилось. В начале марта 1882 года Полина, по совету и при поддержке отца, тайно, вместе с детьми бежала от мужа. Из Ружмона она приехала в Париж, и тяжесть этого нового испытания опять легла на Тургенева. Об этом красноречиво свидетельствует его письмо к Жозефине Полонской: «Что же касается до моей дочери — то тут беды только еще начинаются: пошла возня с адвокатами, стряпчими и т. д. Процесс может длиться год и слишком; она с детьми должна скрываться — все, что она имела, пропало безвозвратно — может быть ей даже придется убежать навсегда из Франции. Точно колесо меня схватило и начинает втягивать в машину».
«Зоркий взгляд тургеневских глаз»
Писатель был вынужден отправить Полинетту с детьми в Швейцарию и поселить в гостинице Hôtel de la Couronne города Солёра. Оттуда Полинетта писала отцу жалобные письма, и снова все про деньги. В начале 1883 года Тургенев тяжело заболел и перестал ей отвечать. Полинетта погрузилась в черное отчаяние.


«Ты столько делал для меня до сих пор, что ты не можешь покинуть меня так внезапно, — писала она Тургеневу в апреле 1883 года. — Мой отец, мой добрый отец, будь добр и прости меня еще раз!- Жду от тебя хоть словечка; я напишу г-же Виардо, чтобы объяснить ей мои намерения и попросить у нее извинения за то, что я могла сказать. Я такая ожесточенная, такая несчастная, и моя жизнь теперь так ужасна, что я не знаю, на кого наброситься. О! ответь мне, прошу тебя!»

Он не ответил. Ушел из жизни. Полинетта на похороны отца не приехала. Но позже примчалась в Париж, чтобы получить наследство — 100 000 франков, которые перед смертью завещал ей Тургенев. Несколько лет она жила на деньги покойного отца — до тех пор, пока не подросла ее дочь Жанна, которая своим трудом содержала себя и мать. Полинетта скончалась в Париже в 1919 году, в возрасте 77 лет.
О судьбе внука Тургенева, Жоржа-Альбера Брюэра, не известно ничего, кроме того, что он был холост и бездетен. А вот внучка писателя, Жанна Брюэр-Тургенева, не раз давала интервью французским газетам. «В лице Жанны есть какое-то неуловимое сходство со знакомым всем обликом, — писал журналист «Иллюстрированной России» в 1933 году, — какая-то фамильная складка, зоркий взгляд тургеневских глаз».

В отличие от матери, Жанна была растворена в прекрасном — и, может быть, поэтому так никогда и не вышла замуж. Внучка Тургенева стала его преемницей в искусстве: сочиняла хорошую музыку и стихи, на ее слова написаны десятки романсов; всю жизнь преподавала английский, французский и немецкий языки. Русского она не знала, но великого деда боготворила. Писала по фотографиям его портреты, бережно хранила все его письма.

Самым ценным предметом в доме внучки писателя всегда было фортепиано — подарок Ивана Сергеевича на свадьбу Полинетты. Под виртуозными пальцами Жанны старый инструмент оживал, словно на нем вновь играл сам Тургенев…