Он не верил в семейное счастье. Ему нужна была Муза, а не жена. Полина подходила на эту роль идеально. Ее страстное пение возносило Тургенева на небеса; ее великая преданность мужу ввергала Тургенева в ад. Писатель страдал от безответной любви к Полине, ему доставались лишь крохи ее дружбы; но в этих страданиях он черпал вдохновение. И все же однажды крепкий брак Виардо дал трещину — уж не из-за Тургенева ли?
Под игом деспотичной матери
Детство Тургенева было нерадостным. Родители Ивана делали все, чтобы их сын разочаровался в самом слове «семья».
Отец Сергей Николаевич Тургенев — храбрый офицер, красавец, вполне добрый, но, увы, совершенно равнодушный к жене и детям, искал любовных приключений на стороне. Супруга Варвара Петровна, урожденная Лутовинова, отвечала ему тем же.
О матери Тургенева стоит сказать больше, поскольку именно из-за нее Иван Сергеевич остался навеки одиноким. Варвара Петровна не отличалась красотой, на лице ее можно было разглядеть следы оспы, но черные глаза искрились силой и энергией. Эту женщину невозможно было представить за вышиванием по канве или вязанием модных в то время бисерных кошельков.
«Варвара Петровна усвоила себе некоторые мужские вкусы и манеры, — вспоминали современники. — Она любила стрелять в цель, ездить верхом, охотиться, играть на бильярде. В своей домашней обстановке старалась подражать коронованным особам, слуги назывались не только придворными званиями, но даже фамилиями тех министров, которые занимали соответствующие должности при дворе».
К мужу Лутовинова относилась с презрением, незадолго до его кончины родила незаконную дочь от домашнего врача и так и не удосужилась поставить супругу надгробие на Смоленском кладбище. «Отцу в могиле ничего не надо, — уверила она Ивана. — Даже памятник не делаю для того, чтобы заодно хлопоты и убытки». В итоге могила Сергея Николаевича оказалась утерянной.
Варвара Петровна наказывала маленького Ивана чуть ли не каждый день. «Раз одна приживалка, — рассказывал писатель Я. Полонскому, — донесла на меня моей матери. Мать без всякого суда и расправы, тотчас же начала меня сечь — секла собственными руками — и, на все мои мольбы сказать, за что меня так наказывают, приговаривала: «Сам знаешь, сам должен знать, сам догадайся, за что я секу тебя!» На другой день, когда я объявил, что решительно не понимаю, за что меня секли, — меня высекли во второй раз и сказали, что будут каждый день сечь до тех пор, пока я сам не сознаюсь в моем великом преступлении. Я был в таком страхе, таком ужасе, что ночью решился бежать».
К счастью, домашний учитель — немец случайно увидел Ивана в темном коридоре, остановил мальчика и утром убедил барыню оставить ребенка в покое.
До самой своей кончины Варвара Петровна контролировала каждое движение Тургенева, распоряжалась его имуществом, высмеивала его первые робкие увлечения и третировала собственную внучку, дочь Ивана Сергеевича. Но больше всего Лутовинова возненавидела «проклятую цыганку» — Полину Виардо, из-за которой лишила сына денег на целых три года.
«Уста ее были прелестны»
Не было ничего удивительного в том, что вдохновенное пение юной испанки (Полине Виардо было тогда 22 года) потрясло восторженного молодого человека, которому едва минуло 25 лет. Но вот дальнейшее развитие их отношений поразило всю Европу.
Тургенев впервые увидел Полину 1 ноября 1843 года. Мрачный осенний день, согретый солнцем любви, навсегда остался в памяти писателя. «Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами, — признавался он Полине в годовщину их дружбы. — Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, — помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам… Видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище… Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк… а теперь позвольте мне упасть к вашим ногам».
Знойная испанка Полина Гарсиа-Виардо отличалась благородной, важной, несколько строгой внешностью. У нее был гибкий стан, пламенные черные глаза, черные как смоль локоны. Все ее движения были грациозны, уверенны и естественны, а в ее поступи «величие очаровательно сочеталось с непринужденностью».
Современники описывают Полину так:
«- Некрасива? — произнес мой сосед сзади. «В самом деле!», — подумал я. Вдруг совершилось что-то необыкновенное! Раздались такие восхитительные, бархатные ноты, каких, казалось, никто никогда не слыхивал… И уста ее были прелестны. Кто это сказал «некрасива»? — Нелепость».
В особенности действовала на зрителей необыкновенная страстность ее игры. Певец Рубини говорил ей после спектакля: «Не играй так страстно! Умрешь на сцене!»
По словам критика Панаева, такого шумного влюбленного, как Тургенев, трудно было найти: «Он громогласно всюду и всем оповещал о своей любви к Виардо, а в кружке своих приятелей ни о чем другом не говорил, как о Виардо, с которой он познакомился. Но она не особенно была внимательна к Тургеневу. В те дни, когда Виардо знала, что у нее будут с визитом ее аристократические почитатели, Тургенев должен был сидеть у мужа в кабинете, беседовать с ним об охоте и посвящать его в русскую литературу. На званые вечера к Виардо его тоже не приглашали».
Дорогой Луи и Дон Хуан
Со временем супруги Виардо присмотрелись к Тургеневу и оценили его доброту, искренность, мягкий юмор и глубокую порядочность. Иван Сергеевич стал постоянным гостем в доме Полины и Луи. На первый взгляд их странный тройственный союз казался идеальным, а дружба — безупречной.
Тургенев писал для своей возлюбленной тексты романсов, а с мужем Полины обсуждал не только охоту, которую мужчины обожали, но и более серьезные материи, например, отмену крепостного права в России. Луи Виардо, известный парижский литератор, помог Тургеневу перевести на французский язык русскую классику и свои собственные произведения, ввел писателя в круг европейских издателей.
Эти трое ежедневно обменивались сердечными посланиями. Полина и Луи писали Ивану Сергеевичу на одном листе бумаги с двух сторон, а Тургенев, признаваясь Полине в любви, в конце письма просил передать Луи привет и теплое объятие.
Нет, писатель не надеялся на ответное чувство со стороны певицы. Полина боготворила своего «дорогого Луи», который сделал ей карьеру, стал прекрасным отцом четверых детей. И все же — Луи был старше жены на 21 год, а окружающие называли его «унылым, как ночной колпак».
И однажды Полина почти поддалась искушению. Признавалась потом: «У меня были в жизни очень горькие минуты… я могла совершить большую ошибку — потому что лишилась воли. Я вовремя обрела ее, чтобы, скрепя сердце, выполнить свой долг. Позже я была вознаграждена — о! мне надо было еще победить свои цыганские инстинкты — убить страсть — я едва не погибла — я хотела убить себя — понемногу разум вернулся ко мне, а с ним и воля. Обладая ею, я была сильнее всех. Я не совершила ошибки…»
Кто оказался этим роковым соблазнителем? Тургенев? Некоторые исследователи уверены, что в какой-то момент отношения Полины и Ивана Сергеевича, которого певица ласково называла «Дон Хуан», перестали быть исключительно платоническими. Не просто же так он писал ей: «Нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне».
Соседние виллы в Баден-Бадене
Несмотря ни на что, дружба Тургенева с семьей Виардо продолжилась до самого конца его жизни. Писатель следовал за Полиной по всей Европе, семь лет прожил в Баден-Бадене, где у певицы была вилла. На соседнем участке Иван Сергеевич возвел собственный дом.
Неподалеку от особняка Тургенева, в городском парке Баден-Бадена, установлены два памятника — писателю и его возлюбленной.
Полина с Луи даже взяли на воспитание Пелагею Тургеневу — незаконнорожденную дочь Ивана Сергеевича от белошвейки Дуняши. Однако отношения с юной барышней у Виардо не сложились. Пелагея дерзила Полине, называла певицу любовницей отца; расстроенный Иван Сергеевич пытался уладить некрасивые ссоры…
Нерадостным было детство писателя, трудной выдалась и его старость, наполненная беспокойством за судьбу сумасбродной дочери и внучки. Подробнее об этом — в следующей статье из серии «Радости и горести Тургенева».