Последний день лета. 31 августа 1916 года.
Великой княжне Марии немного грустно, хотя в Ставке у Папа она чувствует себя почти как в отпуске. Живет по-походному, в своем любимом поезде, притаившимся посреди солнечного соснового леса под Могилёвым.
В поезде есть ванна, телефон и кухня с горячим шкафом для выпечки прекрасных шоколадных эклеров, так что страдать от отсутствия комфорта не приходится.
Марии всего 17 лет, и она наслаждается простой, свободной от светских условностей жизнью. Жарит в лесу картошку с казаками из царского конвоя, поет с ними песни у костра; дремлет прямо в поле, зарывшись в свежескошенный стог сена; играет с крестьянскими ребятишками, дразнит палкой важных деревенских гусей; ходит с Папа в городской синематограф, и это намного веселее, чем смотреть картины в домашнем кинотеатре в унылом одиночестве; помогает брату рыть его знаменитый окоп и искать в земле разные металлические штуки…
Но самое чудесное развлечение здесь — конечно, поход по магазинам. Без всякой охраны!
Любимая лавка великих княжон — галантерейный магазин Мэрки Бернштейн, которую могилёвцы называют «богиней хаоса». Такой страшный сумбур в этой лавочке, так все накидано и набросано по прилавкам, ужас! И как только разбираются в этом хаосе приказчицы — неведомо. Но они умудряются с невероятной быстротой из кучи лент, кружев и пуговиц извлекать необходимые вещи и не задерживать покупателей. Мария уже закупила столько ниток, что до конца жизни хватит! В ценах дочь императора совсем не разбирается, но, наверное, тут все очень дорого, потому что она не раз слышала, как яростно, до четвертого пота, торгуются остальные покупательницы. Великим княжнам торговаться не пристало, поэтому они просто просят приказчиц завернуть покупки, платят по счетам и выскакивают из магазина с радостным щебетом.
Еще Мария частенько катается на лодке по широкому Днепру, от островка к островку — как раньше, до войны, по финским шхерам. Правда, тогда рядом был Н. Д. — Николай Дмитриевич Деменков, старший лейтенант императорской яхты «Штандарт», который веселил ее до слез, дарил ей трогательные полевые цветы, шутил, пел, рассказывал уморительные анекдоты…
Где-то он сейчас, в порядке ли? Вот уже сорок дней не было от него писем. Последнее пришло двадцать второго июля, как раз в день тезоименитства Марии — какой замечательный получился подарок! Она вся лучилась счастьем, с любовью смотрела на всех вокруг, даже на этого приставучего крестьянского паренька, который читал им с Мама свои стихи, а потом подошел представляться, и при этом льстиво улыбался и все поправлял свои завитые кудри. Марии такие доморощенные щеголи не нравились. Разве может смазливый Сережка Есенин в алой шелковой рубахе и сапогах на каблуках сравниться с ее славным толстяком Деменковым — таким же добрым, искренним, застенчивым и неуклюжим, как она сама…
Мария часто вспоминала тот день, когда впервые увидела Николая Дмитриевича. Это было четыре года назад, в Ливадии. Папа решил осмотреть миноносец в Алуште и прихватил с собой всю семью. Мария, по обыкновению, угощала офицеров конфетами — своим любимым миндальным драже Бракье, — как вдруг услышала, как командир миноносца распекает симпатичного крупного офицера за непорядок в одежде — у того на воротнике оторвалась пуговица. Мария, не терпевшая конфликты и несправедливость, тут же подбежала к пристыженному офицеру, сунула ему в руки оставшиеся миндальные конфеты и повязала вокруг его загорелой шеи свой бело-синий платок. «Видите, как подходит к форме!» — сказала Мария командиру, потерявшему дар речи. Папа, наблюдавший эту картину со стороны, усмехнулся и полностью одобрил тот франтоватый и романтичный вид, который приобрел моряк благодаря Машиному платку. «Разрешите обратиться, ваше императорское величество, — подал голос офицер, ничуть не теряясь в присутствии высочайших особ. — Осмелюсь предложить сделать подобные платки обязательной частью морской формы. С такими платками мы все моря и океаны покорим!»
Спокойствие и хорошие манеры Николая Дмитриевича произвели на всю семью приятное впечатление. А когда он быстрее молнии слетал на соседний миноносец за холодным пивом для царя, доставил бутылки в пакете для секретных документов и описал свое маленькое приключение с небывалым остроумием, за царским столом воцарилось такое отличное настроение, что Папа сразу пригласил Деменкова перейти служить к ним на «Штандарт».
Мария была вне себя от счастья. Отпуск на «Штандарте» в компании Николая Дмитриевича стал самым долгожданным событием лета. Разумеется, их отношения не выходили за рамки платонических — но как он смотрел на нее, как смотрел! Мария расцветала под этим взглядом и в глубине души надеялась, что когда-нибудь, может быть, когда закончится война, Папа изменит свое мнение насчет неравных браков и позволит ей стать просто госпожой Деменковой. Ведь есть еще Ольга, и Татьяна, и Анастасия, пусть они выходят замуж за принцев! А Марии никакие принцы не нужны, лишь бы ее веселый толстяк Николай всегда был рядом…
С каким же облегчением она выдохнула, когда Деменкова не взяли на фронт, а приписали к царскосельскому Феодоровскому городку, где они могли видеться каждый день, шептаться через окно дворца, хохотать над проделками щенка Швыбзика, грызть засахаренный миндаль и играть вместе с ранеными в рубль, в дурака, в кости, в «добчински-бобчински», в шарады, в почту… Сестры подшучивали над Марией, что она радуется Деменкову, как мопс; но при этом, по общему мнению, Мария сделала отличный выбор: «Николай Дмитриевич такой аппетитный, просто душка!» — дружно решили великие княжны. Они вообще все и вся называли аппетитным, нравилось им это слово ужасно: и юнкера аппетитные, и певица Плевицкая аппетитная, и мамин серебряный браслет аппетитный.
А уж какие аппетитные концерты устраивал Николай Дмитриевич в лазарете! Приглашал своего друга, артиста Ивана Владиславовича Лерского, и начиналось представление, да такое, что все без исключения плакали со смеху. В одной газете про их любимого Ивана писали: «В одной из сценок, носившей название «Ночью в дежурной аптеке», Лерский изображал заспанного, только что разбуженного фармацевта, приготовляющего по рецепту какие-то пилюли. Чего он только не делал с этими несчастными пилюлями. Сонный, он ронял их на пол, слюнявил, скатывал, размазывал, снова ронял, наступал на них сапогом, оторвав от подошвы, вытирал обшлагом и, наконец, торжественно протягивал их заказчику. Тут он произносил одну-единственную фразу: «Один рубль семьдесят шесть копеек», — но расслышать ее до конца так и не удавалось: такими аплодисментами покрывали ее зрители».
В марте этого года случилось самое страшное. Николая Дмитриевича все-таки отправили в самый эпицентр боевых действий — на Черное море обстреливать османские корабли. Приписали его к новому линкору «Императрица Мария» — теперь другая «Мария» присматривала за ее милым толстяком…
В июльском письме Деменков сообщал — с юмором, как всегда: «Всепреданнейше осмеливаюсь доложить о знаменательном дне в жизни нашего корабля: 9 июля мы сделали первые боевые выстрелы по крейсеру «Бреслау», которого встретили в море. Стреляли мы из 12 орудий, но к сожалению, потопить его нам не удалось, тк. он имея преимущество в ходе, меняя свои курсы будучи на далеком от нас расстоянии и выпуская дымовые белые завесы, которые сливались с облаками на горизонте, — удрал. Несколько снарядов он выпустил по нас, которые упали не долетев. Забавнее всего, что когда наши курсы, которыми мы шли, стреляя по «Бреслау», проложили на карту, то получился правильный контур профиля командира «Бреслау», который при сем прилагаю. Мы ему еще нарисовали слезы, тк. полагаем, что ему не сладко пришлось, когда мы в продолжение почти трех часов за ним гнались».
К письму Николай Дмитриевич приложил забавнейший рисунок с профилем командира «Бреслау», очень искусно выполненный.
На прощание великая княжна успела сшить Деменкову рубашку. Он потом звонил, говорил, что эта рубашка ему очень подошла, носит ее не снимая. В галантерейном магазине Мэрки Бернштейн Мария закупила еще отличной ткани из туркестанского хлопка — когда Николай Дмитриевич вернется с войны, она порадует его новой рубашкой. И конечно, угостит любимого самыми аппетитными верденскими драже Бракье — из довоенных запасов…
***
Спустя год и три месяца Николай Деменков получил от Марии последнюю открытку: «Сердечно поздравляю с днем ангела и желаю Вам всего хорошего в жизни. Очень грустно, что столько времени о Вас не слыхали. Как поживаете? Это наш дом. Комнаты аппетитные и светлые. Наши окна выходят на ту улицу (Свободы). От будки до маленького забора сделана решетка, где мы гуляем. Осенью часто сидим на балконах. Вспоминаем веселое время, игры и Ивана. Что поделываете? Кланяйтесь всем кто помнит. Шлем горячий привет. Храни Вас Бог. М. 22 ноября 1917 года».
***
Лето 1935 года. Франция.
Великолепное кабаре Etoile de Moscou («Звезда Москвы») располагается на улице Фостен Эли, в лучшем районе Парижа — фешенебельном шестнадцатом округе. Справа, на другом берегу Сены, Эйфелева башня, слева — Булонский лес. До садов Трокадеро с чудесными фонтанами — рукой подать.
Внутри кабаре похоже на круглую бонбоньерку, обитую красным сафьяном: высокие потолки, масса живых цветов, ослепительные хрустальные люстры. Посередине — площадка для выступления артистов, венгерский оркестр играет бравурные марши, легкие популярные мелодии и пронзительные русские романсы.
За столиками — усталый князь Юсупов со своей скромной супругой Ириной, племянницей императора Николая II; нервный и бесконечно талантливый парижский балетмейстер Серж Лифарь, которого кое-кто еще звал Сергеем Михайловичем; неприступная королева мирового экрана Марлен Дитрих, увлеченно беседующая с улыбчивой простушкой, звездой французского кино Симоной Симон.
Гостей встречает высокий полный метрдотель с обаятельной улыбкой и военной выправкой. Шикарный белый смокинг смотрится на нем как морская форма. Из нагрудного кармашка выглядывает белый платок в голубую полоску. Метрдотель непринужденно шутит, вкусно рассказывает о новинках в меню — устрицы с залива Аркашон, борщок Разумовой, диабли, котлеты а-ля маришаль из рябчиков с трюфельной начинкой, консоме Демидофф с пирожками на два укуса а-ля Карамзин, пудинг Нессельроде и ностальгическое шампанское Абрау-Дюрсо «из старых погребов» — и провожает гостей к столикам, не забывая мимоходом сообщить о звездах сегодняшней программы: старик цыган Димитриевич со своей рыдающей скрипкой, «курский соловей» Плевицкая, джигиты и, разумеется, Юрий Спиридонович Морфесси, не раз выступавший на императорской яхте перед самим государем Николаем Александровичем и его семьей…
На этих словах веселый метрдотель внезапно сбивается. По его доброму лицу пробегает едва заметная тень, он откашливается, желает гостям хорошего вечера и уходит на кухню, где официанты готовятся выносить в зал популярный десерт, неизменно вызывающий у публики аплодисменты и восторженные крики. Шоколадный «Фугасный снаряд» от Бракье готов к бою: распакован, водружен на широкое серебряное блюдо; рядом официант с зажженной свечкой, чтобы в нужный момент подпалить фитиль и выпустить наружу сотни разноцветных миндальных драже, которые после войны, кажется, стали еще вкуснее.
Обычно метрдотель Деменков с удовольствием участвует в церемонии взрыва верденской шоколадной бомбы и на весь зал провозглашает знаменитый девиз Бракье: «Десерт — это весело»; но сегодня Николай Дмитриевич едва справляется с нахлынувшими воспоминаниями.
Прошло столько лет, но он до сих пор не может поверить, что Марии и всей ее семьи больше нет. Ему все кажется, что великая княжна ждет его у окна царскосельского дворца, чтобы поболтать ни о чем и посмеяться над художествами глупого Швыбзика, щенка Анастасии.
Но все это, увы, лишь горькие мечты. Царскосельский дворец превратился в дом отдыха сотрудников НКВД. Государь, его супруга и дети погибли в Екатеринбурге — городе, который сейчас носит страшное имя Свердлова — того самого Свердлова, который отдал приказ о расстреле Романовых. Платок с голубыми полосками и старая рубашка — вот и все, что осталось у бывшего лейтенанта Деменкова от любимой Марии и родины.
***
Глава из моей книги «Последнее лето перед революцией». В 2024 году вышло новое, иллюстрированное издание этого драматичного исторического романа, составленного из дневников и воспоминаний известных личностей и простых людей, ощущавших приближение грозного революционного года. Непростое чтение, но оно оставляет глубокий след в душе. Книга переведена на английский, испанский и итальянский языки, готовится к выходу греческий перевод. Прочитать книгу на русском можно на Литрес.
