До войны великие княжны и цесаревич Алексей были оторваны от реальности. Они ни с кем не общались и плохо представляли себе, что происходит за пределами их уютных комнат в Александровском дворце. Первая мировая разрушила невидимую стену между царскими детьми и обычными людьми. Великие княжны теперь каждый день перевязывали раненых солдат, а наследник престола отправился с отцом в Ставку Верховного главнокомандующего. В экстремальной обстановке юные Романовы показали выдающиеся черты характера; родители сумели воспитать в них доброту и сострадательность.
Тесный мирок
Николай и его супруга Александра не любили светскую жизнь. Им всегда было интереснее друг с другом, чем с лицемерными родственниками и тщеславными придворными. Болезнь маленького цесаревича еще больше сблизила эту дружную семью. В 1904 году, как только врачи поставили Алексею страшный диагноз «гемофилия», Николай и Александра покинули свои недавно отремонтированные апартаменты в Зимнем и перестали бывать в городе во время бальных сезонов. Александровский дворец в Царском Селе стал их убежищем.
Историк Хелен Раппапорт рассказывает: «Все внимание в семье теперь резко сместилось и сконцентрировалось на том, чтобы защитить Алексея от несчастных случаев и травм — под тщательным контролем домашнего круга. Четыре еще очень маленьких, но весьма чувствительных сестры Алексея — Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия — еще больше сплотились в ответ на затворничество семьи и в поддержку своей весьма болезненной матери… Мир четырех великих княжон Романовых начал сужаться в тот самый момент, когда им хотелось рваться ему навстречу и освоиться в нем».
Жизнь царской семьи была полностью засекречена – лишь бы только никто ничего не узнал о неизлечимой болезни наследника престола. «Сведения о том, с сахаром ли они пьют чай или едят мясо с горчицей, были почти на уровне государственной тайны», – отмечала англо-русская писательница Эдит Альмединген. В ближний круг императора входили только самые проверенные лица; общение детей с посторонними не допускалось.
Великие княжны лишь изредка выезжали на церковные службы или военные смотры. Алексей бывал на людях еще реже. Четыре сестры и их несчастный брат взрослели в полуфантастическом, искусственном мирке, а о «жизни снаружи», как они ее называли, дети могли только догадываться – по обрывочным сведениям, почерпнутым из рассказов родителей, слуг и прочитанных книг.
Отшельническая жизнь юных красивых принцесс вызывала недоумение общественности. «Почему они нигде не бывают?» – задавалась вопросом иностранная пресса. Российские же газеты время от времени публиковали тщательно отретушированные официальные портреты Николая с женой и детьми, создавая тем самым поверхностное, слащавое представление о царской семье. «Идиллический образ четырех милых девочек в белых вышитых батистовых платьях с голубыми бантами в волосах совершенно не отражал те четыре очень разных личности, которые росли и развивались за закрытыми воротами Александровского дворца», – говорит Хелен Раппапорт.
Война все изменила. Жестокий реальный мир обрушился на детей императора в одночасье. Цесаревич Алексей, превозмогая постоянную боль, отправился с отцом в могилёвскую Ставку. Флигели царскосельских дворцов превратились в лазареты. Великие княжны, пройдя краткий курс хирургии и медицинской помощи, ассистировали на операциях, в том числе самых тяжелых. Как вспоминала главный врач императорских госпиталей Вера Гедройц, «все придворные автомобили и экипажи были отданы для перевозки раненых… Цветы из оранжерей, сладкое придворное мороженое — все поступало в лазареты… Казалось, чугунная решетка Александровского дворца раскрылась и дыхание народной жизни обожгло душу его обитателей».
Ольга (21 год)
Для старшей дочери Николая лето 1916 года выдалось особенно тяжелым. Шестого июня девушка рассталась со своим возлюбленным, бравым офицером Дмитрием Шах-Баговым. Это была платоническая, робкая, несбыточная, но очень серьезная любовь. Если бы Ольга не была дочерью императора, она бы уже давно вышла за Митю замуж. Но положение не позволяло великой княжне распоряжаться своим сердцем, а потому в начале лета она осталась одна. Офицер отправился на Кавказ, а Ольга потом как сокровище хранила страницу из календаря с датой «6 июня 1916 года» – день, когда уехал ее любимый. Великая княжна словно потухла – едва находила в себе силы на ежедневный тяжелый труд в госпитале.
Историк Хелен Раппапорт сообщает: «Вернувшись в свое прежнее угрюмое состояние, Ольга автоматически выполняла свои обязанности во флигеле: мерить температуру и раздавать лекарства, сортировать постельное белье, расставлять цветы, — флегматично делая свои краткие дневниковые записи: «Так же, как и всегда. Скучно без Мити». Дни были похожи один на другой, и она «не делала ничего особенного»: может быть, прогуляется или покатается днем, шьет наволочки в госпитале вечером или играет в настольные игры с ранеными, играет на фортепиано, а затем — домой, в кровать».
Даже июльская поездка к отцу и брату в Могилёв не смогла развеселить великую княжну. Все ее летние записи – только про работу. Например, 12 августа: «С Мамой к “Знамению” и в лазарет. Была операция барону Штакельбергу. Удаляли осколки из правого локтя. Писала, давала лекарства и так далее. Лежала и читала хирургию вторую часть в гамаке. Теплее, чем вчера. Папа писал. Чай на балконе. Покатались с Марией, Анастасией и Деревенькиными детьми на велосипеде. После 8 часов – в лазарет с Мамой. Шила сперва подушки у Чайковского. У Никифорова сильнейшие боли. Графу легче. После все вместе заворачивали бинты в гостиной для склада. Около 1 часа вернулись. Сделали 209 бинтов».
Татьяна (19 лет)
Для Татьяны лето 1916 года промелькнуло почти незаметно, она вся погрузилась в заботы и хлопоты – и не только в лазарете. На Татьяне держалась вся бытовая сторона жизни царской семьи. Девушка отличалась прагматичным складом ума и показала себя отличным организатором. Сестры называли ее «гувернанткой». У великой княжны был удивительно ровный характер; в отличие от своей старшей сестры, она никогда не конфликтовала с матерью; Татьяна была преданной и ответственной, родители полагались на нее во всем. Отец частенько просил великую княжну прислать ему в Ставку повседневные мелочи.
Письмо Николая дочери Татьяне от 28 июня 1916 года: «Дорогая Татьяна, Благодарю тебя за письма. Пришли мне пожалуйста 10 коробочек моего сербского табака, мой здешний запас вышел. Сегодня для меня скучный день – приехали на заседании все Министры. Крепко тебя и сестер обнимаю. Твой Папа».
Из писем Николая супруге Александре: «14 июля 1916 года. Дорогая, попроси Татьяну прислать мне голубую коробку с моей почтовой бумагой этого формата… 15 августа 1916 года. Попроси Татьяну прислать мне теперь же один из моих серебряных портсигаров!»
Из письма Татьяны отцу от 18 августа 1916 года: «Когда мои карточки будут готовы, привезу их с собой. Не забудь прислать мне Твой ключ. Нужно ли папиросы или что-нибудь еще привезти?»
Во время короткого могилёвского отпуска Татьяна часто сидела с братом Алексеем, которому нездоровилось после прививки от оспы.
Мария (17 лет)
Лето для Марии было омрачено непрерывной учебой – уроки шли каждый день. Русский, музыка, английский и «батюшка», то есть Закон Божий. После занятий девушка отправлялась на работу в госпиталь, поэтому переписываться с отцом успевала только на переменах: «16 июля 1916 года. Пишу Тебе в ожидании батюшки, который, наверное, забыл, что у него со мною урок, и не идет. Швыбз (младшая сестра Анастасия – прим. авт.) сидит против меня и что-то рисует в альбом. Мы днем с Мамой почти никогда не катаемся, потому что бываем в это время в своем лазарете. Пора кончать, слышу батюшкин голос в коридоре, Крепко целую».
14 июня Марии исполнилось 17 лет. Самым радостным событием дня стало отцовское письмо из Ставки: «Дорогая моя Мария, поздравляю тебя с днем 17 лет твоего рождения и желаю тебе всего светлого и хорошего. Очень сожалею быть в разлуке. Благодарю тебя за письма, читая их, я часто смеялся от того, что ты в них рассказываешь. Тоже очень благодарен за фотографии, которых у меня уже набралось великое множество. Старый альбом кончается, придется скоро выписывать новый – но все времени у меня не хватает на то, чтобы клеить их».
Праздник отметили скромным чаепитием. В остальном торжественный день прошел как обычно, в тяжелой работе. Из ответного письма Марии отцу: «Не знаю как и благодарить Тебя мой золотой Папа за дорогое письмо! К сожалению, не могу Тебе много писать т.к. очень занята. Утром были в лазарете и перетаскивали раненых в новой лазарет. Сейчас только что завтракали и теперь должны все ехать на освящение нового лазарета. Он весьма уютный. Крепко Тебя и Алексея душки целую. Храни Вас Бог. Твой Казанец».
Желая сделать приятное отцу, великие княжны подписывали письма не именами, а прозвищами: «Казанец» (Мария), «Каспиец» (Анастасия), «Вознесенец» (Татьяна), «Елисаветградец» (Ольга) – по названиям подшефных им полков (Казанский, Каспийский, Вознесенский, Елизаветградский).
Анастасия (15 лет)
Самая озорная дочь Николая тоже отпраздновала день рождения в июне. Пятого числа Анастасии исполнилось 15 лет. Вот кто наслаждался летом «на полную катушку»! В Могилёве она купалась в Днепре, восторженно бегала по городскому саду, заглядывала в местные магазины, играла с братом. Да и в Царском Селе великая княжна не скучала, веселила раненых солдат забавными историями и неожиданными шутками.
Письма Анастасии отцу – это настоящие юмористические рассказы. Читая их, Николай на минуту забывал, что вокруг война, голод, несчастья, и улыбался, наслаждаясь живой непосредственностью «маленькой обезьянки», как ее называли в семье.
5 июня 1916 года: «Мой Золотой Папа Душка! Ужасно ужасно благодарю Тебя за длинное письмо и за все чудные подарки. Погода гнилая и холодная и временами идет дождь. Мы только что кончили завтракать и теперь я сижу и отвечаю телеграммы, а потом мы кажется поедем кататься. Я получила маленькую брошку, медальон и Мама старый браслет серебряный очень аппетитный. Я к сожалению должна кончать, т.к. у меня будут Иза, Трина и Настенька поздравлять и поэтому мне надо быть. Ещё раз ужасно благодарю Тебя за все. Крепко, крепко 100000 раз Тебя целую. Любящий Тебя твой верный и преданный Каспииц. 15 летний».
9 июня 1916 года: «Мой дорогой Папа Душка. Мы только что играли с Марией в ping pong и так невероятно суетились кричали и таперь у меня руки трясутся как у контуженных… Сейчас наверно пойдет дождь, но я конечно не боюсь этого т.к. я такой бравый, солдатик. Вот уже идет поздравляю!!! Написала все что есть нового и скорее интересного, а все остальное как каждый день. Ну я кончаю мое глупое послание огромной массой поцелуев Тебе и Алексею».
24 июня 1916 года: «Мой дорогой Папа Душка. Мы с Марии только что валялись на траве перед балконом. Было ужасно приятно и я теперь малинового цвета. Помнишь вчера было 3 года что у нас был в Шхерах пикник вечером и мы все плясали и Артемьев рассказывал разные истории. Я читала дневник и поэтому все вспоминала до самой маленькой подробности от начала до конца. Вот когда было хорошо!!! Сейчас все по старому. У меня был насморк и кашель, мне очень стыдно т.к. летом это не полагается, но теперь уже немного лучше. Вот я сию минутку и чихнула, Ты мне говоришь “Будь здорова” очень тебя благодарю за это. Ну я кончаю мое письмо в массе поцелуев Тебе и Алексею 1000 раз. Бог с Тобой. Спи хорошо».
Алексей (11 лет)
В Могилёве наследник престола разместился с отцом в одной небольшой комнате губернаторского дома – совершенно простой, без всяких признаков царской обстановки. Рядом поселились трое его учителей и дядька-матрос Деревенько. Цесаревич впервые оказался в такой гуще событий – на его глазах принимались важнейшие военные решения, мелькали новые лица, вокруг постоянно что-то происходило. Алексею было страшно интересно. Он каждый день знакомился с самыми разными людьми – боевыми офицерами, городскими мальчишками, иностранными посланниками, – и тут же принимался торопливо расспрашивать их о том, чем они занимаются в обычной жизни и что любопытного видели в последнее время.
Но и за самим Алексеем внимательно наблюдали окружающие. Порой его поведение шокировало – об этом рассказывает протопресвитер Георгий Шавельский, военный священник, сопровождавший императора в Ставке: «Болезнь сильно влияла и на воспитание, и на образование Алексея Николаевича. Как болезненному, ему разрешалось и прощалось многое, что не сошло бы здоровому. Во избежание переутомления мальчика, учение вели очень осторожно, с очевидным ущербом для учебной цели. Следствием первого была часто переходившая границы дозволенного шаловливость; следствием второго – отсталость в науках. Последняя особенно была заметна. Осенью 1916 г. Алексею Николаевичу шел 13-й год, – возраст гимназиста, кадета 3 класса, – а он, например, еще не знал простых дробей… Отсутствие сильного, опытного, соответствующего задаче воспитателя заметно сказывалось. Сидя за столом, мальчик часто бросал в генералов комками хлеба; взяв с блюда на палец сливочного масла, мазал им шею соседа».
А однажды, разыгравшись, Алексей нахлобучил арбуз на голову великому князю Сергею Михайловичу: «Вдруг Наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти, и этот сосуд быстро нахлобучил на голову великого князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки его так плотно пристали к голове, что великий князь с трудом освободился от непрошенной шапки. Как ни крепились присутствующие, многие не удержались от смеха. Государь еле сдерживался. Проказник же быстро исчез из столовой».
При этом, как отмечает отец Георгий, «Господь наделил несчастного мальчика прекрасными природными качествами: сильным и быстрым умом, находчивостью, добрым и сострадательным сердцем, очаровательной у царей простотой; красоте духовной соответствовала и телесная. Алексей Николаевич быстро схватывал нить даже серьезного разговора, а в нужных случаях так же быстро находил подходящую шутку для ответа».
На какой-то могилёвской улице Алексей подобрал бездомную белую кошку с черными лапками, которую он назвал Зубровкой. Дальнейшая судьба Зубровки весьма примечательна. В июле Алексей подарил Зубровку Ольге, надеясь, что уморительное пушистое создание развеселит печальную сестру, излечит ее разбитое сердце. Вся семья привязалась к Зубровке. Младшая Анастасия потом часто упоминала белорусскую кошку в письмах к подруге, медсестре Катерине Зборовской: «У Ольгиной кошки Зубровки (помнишь, та, что из Могилева), …так вот, у нее два маленьких котенка, которые уже могут есть, один рыжий, другой серый…»
Историк Хелен Раппапорт разыскала следы кошки Зубровки после революции: «В тот день, когда Романовых вывезли из Александровского дворца, он превратился в покинутое и заброшенное место, во дворец привидений… Дети взяли с собой своих трех собак, но в последний момент оказалось, что кошку Зубровку, беспризорную кошку, которую подобрал цесаревич Алексей, когда был в Ставке, и двух ее котят придется оставить. Цесаревич жалобно просил, чтобы кто-нибудь позаботился о них. Позже, когда во дворец приехала Мария Герингер, старшая фрейлина царицы, которой было поручено присматривать за дворцом после отъезда царской семьи, оголодавшие кошки, как привидения, появились неведомо откуда и набросились на нее, громко мяукая и требуя внимания. Но двери всех сорока комнат дворца были опечатаны, дворцовые кухни закрыты, все было заперто. Только кошки остались в опустевшем Александровском парке, а небольшая горстка людей – все, что осталось от некогда большой семьи, – в это время направлялась за сотни миль отсюда, на восток, в Сибирь…»
Исторические материалы по теме:
- Хелен Раппапорт «Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни»
- «Дневниковые записи Великих княжон Ольги, Марии, Татьяны, Анастасии и их письма к отцу Императору Николаю II 1914-1916 года»
- «Дневники императора Николая II: Том II, 1905-1917»
- «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота Георгия Шавельского»
Поддержите проект и получите эксклюзивный исторический контент: - необычный факт из истории России с иллюстрацией - каждую неделю; - интересный аудиорассказ из серии «Царские слуги» - каждый месяц. Подпишитесь в группе Уютной истории ВКонтакте ⇢ Стоимость подписки - 50 рублей в месяц. Отменить можно в любой момент. Добро пожаловать в клуб Уютной истории 💚